- Нет, ты пойми! – Брай с воодушевлением жестикулировал, почти дирижировал левой перед носом Антуана. Тот никак понимать не хотел, но и свалить нахрен тоже, поэтому приходилось терпеть. – Если ты мозг достаешь из верхнего отдела…
- Вам велели передать, - бармен, несколько подрастерявший профессиональное дружелюбие – видимо, ему тоже не очень хотелось слушать про особенности забора костного мозга у больных лихорадкой Монде, почти грохнул перед Бруно бокал с «Голубой лагуной». Именно этим коктейлем, смотревшемся весьма живенько на фоне белобрысо-розовато-зеленого Брая, юноша предпочел надираться.
- Мне? – с таким искренним удивлением поинтересовался Бруно, будто ему предложили не выпивку, а красиво разложенную на золотом блюде жареную крысу. И еще неизвестно чему больше он бы удивился – крысе или выпивке. Крыса она была как-то привычнее, что ли. Почему привычнее пребывающий в изрядном подпитии Брай ответить не смог бы. Ну вот как-то вот привычнее и все.
- Вам, - со все такой же постной, оживляемой только кривой улыбочкой, физиономией сообщил бармен. Антуан не выдержал и заржал, хлопнув сокурсника по плечу:
- Гордись! Ты смог кого-то заинтересовать! А то все «Никто не приблизится, никто не приблизится!» - протянул, явно передразнивая Брая. – Я те говорил – нахрен выпендриваться? Оделся бы как все и всего делов, тогда бы точно никто не клюнул бы.
Сам Антуан «щеголял» в простой обтягивающей футболке с треугольным вырезом и джинсах.
- Иди ты в ректум к Ктулху! – огрызнулся Бруно на веселящегося друга и обратился к бармену: - А кто?
Тот неопределенно глянул налево, указав глазами на очень готично выглядящего парня.
- М-да, - протянул Антуан, - ты попал или нет?
- Черт его знает, - отозвался Брай, тоже покосившись на парня. Вернее, словом «покоситься» это действо можно было назвать, если бы Бруно был трезв, а так это скорее выглядело как «повернулся почти всем корпусом». – Ща узнаю, - и сполз с барного табурета.
- Эй! Ты куда! – очнувшийся Антуан попытался схватить друга за рукав. – Такие же могут и вломить!
Мало ли за кого примут в этой футболочке и с таким прикидом. Вдруг он оскверняет кого-нибудь бога смерти или еще чего похуже?
- Не ссы! – отцепив руку Антуана от себя, Брай бодро подхватил бокал с коктейлем. – Я ща!
И с этим бравадно-пьяным обещанием двинул в сторону парня, который, в отличие от «разноцветно-ядреного» Бруно, предпочитал черно-белые тона.
- Привет! – радостным тоном произнес последний, вскарабкиваясь на табурет рядом с «черно-белым». Табурет по странному стечению обстоятельств оказался свободен. А может и не по странному – возникала неловкая подспудная мысль, стоило приглядеться к новому знакомцу. – Меня зовут Брай. Это ты мне послал?
Бруно торжественно продемонстрировал бокал с ярко-голубой жидкостью, в которой плвали золотистые блестки.

- Студент, ага, - охотно подтвердил Брай, которого совершенно не волновал вопрос, зачем "черно-белому" сдался ответ на традиционный вопрос для начала знакомства. - Галлюцинация не умеет делать так. Эй! - Брай развернулся и махнул бармену своим искрящимся голубеньким коктейлем, слегка качнувшись при этом в противоположную сторону и машинально отметив, что координация начала подводить. - Еще одну порцию этого!
И, как ничтоже сумнящееся, ткнул пальцем в стакан э... Имя удалось вспомнить не сразу. Клайв как-то не сразу связался с сидящей рядом личностью.
Потому как поначалу в "светлой" по всем параметрам башке возник Роберт Льюис Стивенсон, видимо из-за черепа и мрачняка, который сменился на Льюиса Керрола, а уже вслед на Льюиса Клайва. Зафиксировав на новом знакомце имя "Клайв" и решив, что идея связать его Льюисом Керролом весьма перспективна, Брай пристальнее присмотрелся к нему. Не к Керролу - к Клайву.
Графичность, мрачность, черепушки... Юноша удовлетворенно кивнул самому себе - будет Черным рыцарем.
- Так чем обязан? - Брай приподнял свой коктейль, прекратив пялиться с нехорошим исследовательским интересом, щедро разбавленным спиртным, и от того принимавшим явно выраженную, ничем не завуалированную форму.
Антуан со своей стороны барной стойки с интересом наблюдал за развитием событий, чрезвычайно жалея, что не может слышать, что же там происходит - музыка орала как бешеный слон, понукаемый резкими вскриками ди-джея, от которых еще не принявшие как следует нужные дозы выпивки или наркоты периодически нервно вздрагивали. Хотя, возможно, это были конвульсии. Брай предпочел бы конвульсии - так можно на халяву потренироваться и освежить познания.

- Правда? - Брай удивленно приподнял брови, с новым интересом разглядывая Чорного рыцаря. По внешнему виду было как-то сложно предположить, что у него есть какой-то интерес (познавательный или практический) к трупам, скорее уж к живым - в плане выпить-покурить-набить морду.
- Спорим, что через три минуты ты попросишь меня заткнуться? На ну... На коктейль, к примеру.
Будто вспомнив что-то важное, юноша глянул на бокал нового знакомца, не отличавшийся разноцветием и блестками привычных ему напитков. Затуманенный алкоголем мозг сделал кое-какие выводы, и выдал речевому аппарату команду поправить сказанное:
- На выпивку.
Бармен, оказавшийся по какой-то роковой случайности рядом с ними и уже порядком наслушавшийся разговоров двух студентов-медиков, слегка то ли сбледнул, то ли позеленел - в мерцающем свете стробоскопов не было понятно, и вместе с новым, заказанным Бруно для Клайва бокалом, выдавил из себя кривую улыбочку:
- Может вы прямо на готовых образцах об этом поговорите?
Видимо, неопытный бармен еще был, молодняк. Старый бы наоборот под это дело, разговор то есть, постарался как можно больше порций вручить посетителям, а не намекать им, что пора бы честь знать с подобными разговорами.
Чем алкоголь был особо "хорош" для Брая, так это тем, что любая, даже самая нелепая идея или мысль обретала независимость, привлекательность и, самое главное, теряла флер идиотизма и долбоебизма, становясь вполне себе такой реальной для реализации.
Так что на высказавшегося бармена Брай уставился с завидным интересом - как на человека изрекшегося что-то чрезвычайно умное, а вслед покосился на знакомца, прикидывая степень латунности его желудка. "Образцы", знаете ли, это не милые слезы толщиной в несколько микрон на стеклышках, а вполне себе такие видные и выпуклые различные части тел в банках с формалином.

В первый момент Брай хотел поинтересоваться: нас – этого кого именно? Все же выпитое, а также на редкость бодрое после сданного экзамена состояние, давали о себе знать, иначе бы он так храбро не пошел знакомиться, да еще спорить с неподготовленным человеком. Хотя… Кому врать-то? Все равно пошел бы. Но по-другому! А сейчас будущему врачу было море по колено и звезды по барабану, со всеми вытекающими из этого факта радостными и радужными последствиями.
- Если наблюешь, сам все убирать будешь, - радостно сообщил Бруно новому знакомцу, стукнув бокалом со своим голубеньким с блестками коктейлем по стойке. Полупустой бокал издал жалобный «звяк», но не разбился и не разлился – полупустой же.
Впервые побывав в прозекторской института и «музее» при ней, избавлялись от лишнего балласта почти все, чему нимало способствовал доктор Франкенштейн (прозвище, конечно же), который водил первогодок на экскурсию. Там даже специальный робот-уборщик имелся, только по ночам его выключали – проверено уже.
– На что спорим?
Антуан со своей стойки бара, мучимый жаждой знаний и желанием выпить, помахал  бармену рукой, подзывая его, а потом зашеп… заорал, стараясь перекричать музыку и донести желания, бармену что-то на ухо, косясь на приятеля и готичного посетителя.

А Брай завис. Убитый алкоголем, то есть празднованием мозг отказывался выдавать какие-нибудь умные идеи по поводу выигрыша и проигрыша. Просто ступор и стенка. Бум-бум-бум дискотеки также не способствовало наличию не только умных мыслей, но и даже просто хоть каких-нибудь мыслей. В принципе эта музыка, бьющая на низких тонах, именно для этого и предназначалась – для выбивания мыслей и оставления только животных инстинктов. Простая физиология, им даже на примере на одном из занятий демонстрировали, что будет, если живой организм надолго оставить под таким «излучением». Ничего хорошего.
Бруно бессмысленным взглядом скользил вокруг, пока не наткнулся…
– О! Придумал! Если проиграешь, станцуешь стриптиз! Вон там! – и юноша безапелляционным жестом ткнул в сторону шеста, возле которого извивалась змея. Ну, не совсем змея, а девушка, обтянутая «змеиной кожей», переливающейся синим и зеленым в мерцающем свете танцпола.
Посчитав свой долг выполненным – что он, ежик голубой пупырчатый, чтобы еще и другому его выигрыш придумывать?! – Брай сполз со стула и лихо опрокинул в себя остаток коктейля. Что характерно – не пролил. И что странно тоже.
Внезапно к ним подлетел блестевший как медный пряник бармен, видимо получивший что-то на лапу от Антуана:
– Господа, еще по пор…
– Не нужно! – юноша величество повел рукой, отказываясь выпивки. – Мы уходим.
Когда Бруно пошел к выходу, на другом конце бара Антуан изобразил то, что можно было бы назвать «рука-лицо», только в его исполнении это оказалось «лоб-стойка».

Если на улице стояла зима, то свежий воздух может быть привел в чувство и вывел из эйфории студента. Хотя даже зимой температура редко опускалась ниже десяти градусов, но разгоряченное танцами чело и тело вполне могли охладиться. Но не в июне, когда парилка бара сменяется парилкой улицы, и неизвестно что хуже.
Бар располагался неподалеку от кампуса, а кампус – от анатомички, так что вопрос «как добраться?» даже не стоял. Темнота, как известно, друг молодежи, так что Брай указав рукой примерное направление и сообщив об этом вербально «Нам туда!» двинулся в переулок, хоть и освещенный гораздо хуже, чем улица, зато можно было срезать как минимум половину пути.

Если Фрэнк раздумывал над вполне нормальными вещами («Зачем чокнутому медику его стриптиз?»), то Брая мучили совершенно другие размышления, а именно: какие у него есть темные и глубокие страхи? Причем самые-самые? Как водится, самые странные и дикие размышления побуждаются казалось бы простыми и незамысловатыми вопросами. Вот и вопрос Фрэнка погрузил будущего патологоанатома в пучины самоанализа и самокопательства. Нет, до «тварь ли я дрожащая или право имею?» Бруно так и не дошел – как-то не актуально для него подобное самовопрошательство было, но до «и почему это у меня все, не как у людей – никаких фобий, никаких страхов!» докатился. Ну не рассказывать же, в самом деле, если что, что боится лечить живых?!
Так что путь по проулочку прошел в относительной тишине, пока Брай, идя строго по прямой и светя всеми алыми глазами из всех черепушек, украшающих волосы, внезапно вдруг не споткнулся. Сообщив всему миру некоторые интересные подробности о жизни внезапно кидающихся под ноги всяких, юноша потыкал ногой в свежий трупик гигантской крысы, о которую, собственно, и споткнулся, и с радостной, нездоровой жизнерадостностью вдруг поинтересовался у спутника:
- А ты драться умеешь?

– Не, ты смотри, – Брай, покачнувшись, присел около крысы, чей валяющийся на боку трупик доставал ему до середины голени, даже чуть выше, и принялся привычным жестом сплетать косу, от чего по стенам вокруг принялись затейливо бегать красные отсветы глазок от черепов. – Вот этот надрез…
Мальто потыкал пальцем в рану на боку трупика, оставив свою косу недоплетенной – он и в обычно состоянии при переключении с одной задачи на другую зачастую оставлял первоначальную задачу недоделанной, что уж говорить про в почти дребадан пьяное состояние.
– Это свежачок. Коготь оборотня, я бы сказал – тигра, а такие охотятся стаями!
Он торжествующе поднял голову и тут же опустил глаза обратно, чтобы избавиться от занятного головокружения пространства, тут же принявшего плясать самбу перед светлыми очами будущего патологоанатома.
– Вывод! – Брай торжественно поднял палец, чуть прикрыв глаза, чтобы каруселька успокоилась. – Они где-то рядом!
Последняя фраза получилась несколько трагической и завывающей, как и положено в подобных обстоятельствах. Сам Бруно как-то напророченной им участи оказаться в зубах тигров не боялся и чувствовал себя как во время хеллоуиновских страшилок – жутенько, но понятно же, что ничего страшного не случиться.
– Ну что, пошли? – поинтересовался, поднимаясь, уже обычным тоном.