Дождь лил стеной. Как зарядил с самого утра - так и не думал, кажется, прекращать, временами выдыхаясь на короткие перерывы, только чтобы потом разразиться с новой силой. Было холодно, мокро и тоскливо - обычная погода для ноября.
А больше всего Фрэнка раздражало то, что под дождём не получалось курить. У него сроду не было зонта: соответственно, зажечь под таким дождём сигарету было, так сказать, довольно проблематично. Так что - он таскался по кладбищу хмурый, промокший до нитки, сам похожий на ожившего не вовремя тёмного духа или на дождевую тучу в человеческом облике.
Мог бы, конечно, и не таскаться. Сидеть где-нибудь в тепле и в сухости, пить коньяк или виски, выкуривать пачку за пачкой. Может, параллельно ставить музыку для радиослушателей и рассуждать пространно о чём-нибудь столь же неуютном, как ливень за окном.
Но это был День Мёртвых. День памяти, день кладбищ, день единения со смертью. Фрэнк не мог его пропустить. Да и потом: если бы какая-то погода помешала ему выйти на улицу, это был бы уже не он. Всё суета сует, как говорится, дождь - в том числе.
Кладбища манили его, как магнитом - даром, что их осталось нынче так мало. В них крылось какое-то особенное очарование тишины и скорби, и Фрэнк часами мог бродить среди могил, слушая в завываниях ветра истории о лежащих там мертвецах. Живым он казался, должно быть, кем-то вроде кладбищенского сторожа или праздным зевакой.
В этот раз на кладбище не было почти никого из посетителей из-за ливня. Не то чтобы Фрэнк искал: ему было достаточно комфортно и одному. Но иногда, в подобные дни, он находил самых верных из скорбящих - и делился с ними выпивкой, которой, в отличие сигарет, вода сверху никак не мешала.